Есть патологически
жадные люди, которые превращают дом в склад вещей, которые они
собирают повсюду, чтобы потом заполнить ими свое жилище. Ни
разобраться, ни даже отыскать какую-нибудь вещь в этой куче, которая
растет с каждым годом, невозможно. Для человека почти не остается
свободного пространства. Он должен то сгибаться, чтобы пролезть в
узком проходе, то искусно лавировать и изворачиваться, чтобы сверху
на него не обрушились поломанные стулья, пустые банки и разная
рухлядь, то совершать, подобно танцору, замысловатые прыжки,
перескакивая через бесчисленные ящики и чемоданы; но расстаться с
ненужными вещами он не может. Ему так жалко их, словно они стали
частью его собственного тела, которую кто-то потребовал бы вдруг
отсечь ножом. Для чего они ему, он и сам не знает, но действует,
повинуясь своей страсти. Жить иначе он уже просто не может.
С каждым днем эти
кучи вещей покрываются все более толстым слоем пыли. Убрать такой
дом невозможно. Человек задыхается, но терпит, не будучи в силах
оторвать от себя тот или иной совершенно ненужный ему предмет. Если
кто-нибудь попробует взять из этого хлама ржавый гвоздь, то это
будет казаться подобному владельцу такой потерей, как если бы гвоздь
был выкован из золота. А если ему посоветовать освободить дом от
всех лишних вещей, убрать комнаты и оставить лишь действительно
необходимое для жизни, то он ужаснется: жизнь без этих вещей
покажется ему пустой и бесцельной; он будет чувствовать себя, точно
его хотят превратить в последнего нищего.
Теперь предположим,
что такой человек не только собирает вещи, но и запасается
различными продуктами на случай голода, собирая их в своей кладовой.
Они начинают портиться и гнить, так что в доме распространяется
зловоние, словно в хлеву. Человек задыхается от смрада, но в то же
время он доволен, он утешается тем, что голодная смерть ему уже не
грозит.
Наша память – та же
кладовая, в которой хранятся впечатления, полученные нами извне, та
информация, которая потоком вливается в нашу душу посредством зрения
и слуха. Какую падаль люди поглощают, просиживая часами у
телевизора, какой яд пьют, листая страницы современных журналов и
книг, оккупированных, словно вражеской армией, самой мерзкой
порнографией! На тех, кто отказывается смотреть телевизор, читать
книги по сексуальной патологии, слушать рок-музыку, смотрят как на
ископаемые останки вымерших существ, которые должны стать добычей
археологов и место которым не среди цивилизованных людей, а в музее.
Во что превращается
душа человека, который ежедневно видит сцены разврата, самых ужасных
и изощренных убийств, – в какого-то отвратительного урода! Она
становится грязной, зловонной и безобразной. Пять чувств делаются
для нас пятью окнами смерти. В человеке есть две «составляющие» –
это тело и душа. Но в самой душе содержится та сила, та способность,
которая называется духом. Это обращенность к вечности. Грех разделил
дух и душу, противопоставил их друг другу. Происходит гиперразвитие
душевных сил, пораженных грехом, которые своей тяжестью теснят и
подавляют дух. Страсти души становятся для духа могильным камнем. Он
уходит в себя, как бы засыпает и цепенеет; место, принадлежащее ему,
захватывает душа. Она перестает «чувствовать» вечность. Образно
говоря, она уже не имеет того внутреннего ока, которое было бы
устремлено к Божеству. Она видит только землю. Поэтому людям,
обладающим чрезмерным объемом внешних, душевных знаний, трудно быть
религиозными. У них атрофируется или, по крайней мере, ослабляется
мистическая интуиция. Даже в религии они ищут материальных
доказательств.
С другой стороны,
люди с чрезмерно развитыми эмоциями, как, например, поэты или
артисты, также редко бывают религиозными в христианском значении
этого слова. Если у них пробуждается мистическое чувство, то часто
оно носит демонический характер и их псевдорелигиозные произведения
оказываются пронизанными богоборческим духом. Духовная жизнь требует
отказа от мирского искусства
– этой стихии страстей; сведения внешних знаний к
необходимому минимуму для того, чтобы дух воцарился в душе и озарил
ее своим светом. Здесь вовсе не проповедь невежества, а замена
худшего – лучшим. Дух обладает настолько более глубокими, чем душа,
гностическими
способностями, насколько небо больше земли, насколько вечность
превосходит время.
Человек – странное
существо, соединение противоречий, частица неба в комке земли,
величие и ничтожество, красота и безобразие, свет и мрак, жизнь и
смерть. Человек находится на перекрестье действий Божественных и
демонических сил. Истинная красота человека – это образ Божий,
просветленный благодатью. Насколько стяжал человек благодать,
настолько он человек, настолько он живет. Вне образа Божия и
благодати человек душевный и телесный – гнойник, а жизнь его подобна
смерти.
Страсть слепа;
когда она вторгается в область духа, то человек блуждает во тьме.
Выхода из этого лабиринта нет. Страсти лгут. Они безобразное
представляют прекрасным. Мы говорили о смерти тела, но страсть – это
малая смерть души, это как бы смерть на время. Мы говорили о том,
что самая отвратительная картина, какую можно представить,– труп,
гниющий в могиле; труп, поедаемый червями,– это образ ада. И в то же
время это образ души, разъедаемой страстями.
Если можно было бы
видимым образом представить душу в состоянии гнева, то мы увидели бы
чудовище с ужасной оскаленной пастью или кровожадного зверя,
терзающего свою добычу. Некоторые дикие народы поклонялись
изображениям демонов, как божествам. Этих демонов видели их жрецы и
шаманы в состоянии оккультного экстаза и изобразили их лица,
вырезали их облики на дереве и камне. Эти чудовища – какая-то смесь
зверей и драконов в человеческом обличии. Иногда жрецы надевали на
себя их маски, совершая жертвоприношения. Наши души, подпадая под
власть страстей, соединяются с демонами и становятся похожими на эти
маски.
Человек подобен
устройству с вращающимся диском: центр этого диска – Бог, а
остальное – душа, которая подвергается беспрестанным изменениям, в
которой нет ничего постоянного и устойчивого, которая каждый миг
становится уже в чем-то иной. Поэтому человек, отдающий свое сердце
другому человеку, забывает, к чему должен стремиться по самой своей
природе, и обрекает себя на разочарования и страдания. Он как бы
отдает птенцов в мягкие лапки кошки, которая выпускает затем когти и
вонзает их в тело своей жертвы. Пророк сказал: Проклят надеющийся
на человека.
Наше сердце должно принадлежать только Богу, иначе мы потеряем и
Бога, и сердце.
Время – это
сцепление мгновений. Каждое мгновение невозвратимо, каждое мгновение
приближает к смерти, каждое мгновение умирает часть нашего тела. Но
мы живем так, словно хотим остановить время, словно хотим схватить
мгновение, как острую бритву, а оно уходит от нас и вернуть его
невозможно. Скорее можно человеку свернуть огромную гору или
возвратить реку от устья к истоку, чем вернуть назад хотя бы одно
мгновение. Время – это путь к Богу, это возможность спасения, но,
теряя Бога, люди превращают время в роковую неизбежность своей
погибели, в какой-то зловещий реквием.
|