|
До грехопадения
центром бытия для Адама был Бог. Он являлся для него началом и
бесконечным концом бытия – источником вечного света, причиной,
дающей миру жизнь и движущей им. Бог для Адама был больше, чем мать
для грудного младенца. После грехопадения связь человека с Богом
нарушилась. Господь как бы скрыл Свой лик в тумане. Видимой причиной
и основой существования человека стал этот земной, материальный мир,
центром бытия – сам человек, а содержанием жизни – удовлетворение им
своих желаний и страстей. Небо закрылось для Адама, время и вещество
затворили для него врата Эдема. Адам оказался заключен в замкнутый
круг материальности, в темницу чувственного, и только через покаяние
и молитвенные прозрения он мог созерцать отблески Божественного
света, который удалился от него.
Так же и мы не
видим духовного мира сквозь завесу материального; мир сузился для
нас в трехмерное материальное пространство. Дух и вечность
превратились в отвлеченные понятия, в абстракцию, не подтверждаемые
нашим внутренним опытом. Непроклюнувшемуся еще птенчику кажется, что
весь мир – это яйцо, в которое он заключен; только пробив скорлупу,
он увидит, что существует огромный, незнакомый ему мир, и с
удивлением станет оглядываться вокруг. Мы тоже заключены в такое
окаменевшее яйцо материальности, страстности, вещественных
представлений и образов. Мы должны взломать его скорлупу, чтобы
увидеть духовный мир в его неизмеримом величии.
Здесь три фазы.
Первая – отрицание падшего
мира, с которым соединились наши страсти, словно корни дерева,
вросшие в землю. Это размышление о тленности мира, его пустоте и
гибельности обольщения им. Вторая
– новое восприятие мира через благодать Божию, видение мира
как пути, по которому можно или идти к Богу, или уходить от Бога, то
есть понимание жизни в этом мире как времени испытаний, в которых
формируется сам человек; при этом падший мир открывается нам в своем
будущем преображении, в не угасших еще отблесках прежней красоты,
которой не видит оземленный человек. И третья
– восхождение души к Богу как источнику бытия, открытие
личностного Бога, с Которым душа соединена любовью.
Один из святых
сказал: «Я все сжег, чтобы снова воссоздать». Поэтому размышление о
смерти, о том, что все превращается в тлен и гной, мысленное
посещение кладбищ и моргов – это вовсе не некрофилия, а именно
желание все разрушить, чтобы снова воссоздать.
Время обманывает нас, поэтому мы должны спросить его: «А что
будет потом? Что ты сделаешь с тем, что в твоей власти? Ты обещаешь
блага и наслаждения, но лжешь. И даже если на земле действительно
есть счастье, то оно не больше, чем ужин перед казнью. Яства,
которые ты предлагаешь, словно пропитаны желчью: они становятся
горькими уже во рту».
Сколько было
городов, от которых не осталось даже развалин; сколько кладбищ, на
которых возникли поселения! Где блистательные полководцы, где
могущественные цари? Ветер времени сдул их, как пыль, с лица земли.
Если бы можно было представить историю земли в ускоренном виде, как
на ленте кинохроники, то мы увидели бы всю землю, с ее царствами и
городами, как море, на котором волны вздымаются и падают вниз,
исчезая в пучине. Сколько бы ни прошло лет, веков, тысячелетий, все
это – не более чем мгновение.
Все, что
существует, должно разрушиться, к чему же нам прилепиться своей
бессмертной душой? Святые отцы говорили, что после молитвы, как,
впрочем, и до нее, несколько минут надо посвящать размышлению о
смерти. Оружие безбожного мира – похоть, заслоняющая от нас
вечность, похоть как влюбленность в вещество. Оружие нашей веры –
память о смерти, которая укрощает похоть и открывает душе вечность,
ее истинную жизнь, духовный мир, с которым она одной природы. Нам
надо увидеть грязь, чтобы смыть ее. Убирая дом, хорошая хозяйка
выискивает пыль по всем углам, но разве свидетельствует это о ее
любви к пыли?
|